Урбанизация Китая: всё как у людей

«Четыре новых города* в Китае задокументированы в реалистической форме с помощью фотографий, и в художественной форме – с помощью видео. Если первый подход мы использовали в целях документирования, то последний предназначен для того, чтобы разрушить определенность и клише, через которые мы часто смотрим на город».
Samuele Pellecchia (Самуэле Пеллеккья), художественный куратор выставки.
*Тунчжоу, Чжэндун, Чжаоцин и Ланьчжоу

Подзаголовок “Грядущий город” (The city to come) ясно отражает неожиданную, но, возможно, оправданную точку зрения на китайскую урбанизацию, как предвестницу всеобщего будущего. Здесь речь вовсе не о том, как Китай догоняет Европу, а о том, как он её обгоняет, создавая города нового типа. При этом на повторяющиеся ошибки ошибки Старого света накладываются новые, но отступать некуда: где город, там блага и возможности, необходимые для жизни в 21 веке, где “негород”, там нет выбора и развития.

Недаром в США любой населённый пункт называют городом, а не деревней, подчёркивая, что даже 3000 обитателей какой-то точки на карте сверхдержавы обладают правом на минимальную инфраструктуру и “городскую” самоидентификацию, подразумевающую мобильность, а не смерть под вязами.

Ничего нового, кроме масштаба: города всегда были продуктом эскапизма, и Рим некогда основали люди, бежавшие от всего, что их сковывало, к оковам иного рода. Просто в Китае крупные города растут, как грибы после дождя, формируя причудливую среду. Чтобы познакомить с ней посетителей выставки, кураторы сосредоточились на четырёх аспектах*, интересных и для тех, кто никогда не увидит экспозицию.

Спорный, но искренний взгляд научных кураторов выставки, архитектора Michele Bonino и урбаниста, экономиста и географа Francesca Governa на урбанизацию и будущее городов зиждется на умении принять действительность, которое в Италии, пожалуй, в таком же дефиците, как в России.

Форма предлагает не дословный перевод, а очень близкий к тексту, хотя и сокращённый пересказ кураторских размышлений.

Навигация

1. Процессы урбанизации – наиболее очевидная для нас (и потому сокращённая) часть исследования.
2. Городские фрагменты – концептуально отличный от традиционного взгляд на городскую ткань. Консерваторам стоит запастись сердечными каплями.
3. Городская инфраструктура – положения, расширяющие понятие инфраструктуры за счёт различных регуляторных проявлений.
4. Городское и сельское / сельское и городское – глубоко антиностальгический взгляд на проблему.

Процессы урбанизации

Фермеры у Новой деревни в Западном Zhongmu, 2017, Zhongmu, провинция Henan. фото: Samuele Pellecchia

Статистические данные и скорость урбанизации в Китае можно охарактеризовать как «исключительные» и «беспрецедентные». Отчет Всемирного банка о городах Китая за 2014 год более чем красноречив. Ежегодно более 16 миллионов человек переезжают в города. Между 1980 и 2010 годами количество жителей в городах, особенно в крупных, увеличилось на 500 миллионов человек и еще 300 миллионов человек, проживающих в сельской местности, переедут в городские районы до 2025 года.

В начале двадцатого века темпы урбанизации Китая, то есть процент городского населения по сравнению с общей численностью населения едва достигал 10 процентов. Эта цифра оставалась скромной до 1978 года, когда Дэн Сяопин начал проводить экономические реформы. С тех пор уровень урбанизации быстро рос и в настоящее время составляет почти 60 процентов.

Менее чем за 40 лет столь быстрое преобразование радикально изменило Китай, превратив его из сельской страны в страну, которая является символом так называемых мегаполисов, то есть городов с населением более 10 миллионов человек, и, одновременно, из бедной, отсталой страны в одного из ключевых игроков мировой экономики.

Создатели выставки подчёркивают: уровень урбанизации в Европе примерно 75%, а в США – аж 82%, причём он был тоже достигнут стремительно, всего за несколько десятилетий прошлого века в процессе небывалого экономического роста, так что Китай не исключение. Положительные последствия, вроде снижения детской смертности, тоже роднят все страны мира.

А что с отрицательными? В макрорегиональном масштабе извечный разрыв между поселениями на восточном побережье (которые выросли и включают в себя некоторые из самых густонаселенных и экономически динамичных городов на планете – Шанхай, Гуанчжоу и Шэньчжэнь) и поселениями в западной части страны (где есть некоторые беднейшие провинции ) постепенно расширился еще больше. На местном уровне усилились традиционные различия между городом и деревней – по отношению к социальным институциям, собственности на землю и условиям жизни населения. Даже в городах различия между городским населением де-юре и городским населением де-факто, вызванные системой регистрации населения 1958 года, привели к резкому усилению неравенства и разделения внутри городских пространств.

Городские фрагменты

Демонстрация планов, рендеров и чертежей на стройке в Zhaoqing New Town, 2017, Zhaoqing, провинция Guangdong. Фото: Samuele Pellecchia

«Городской парк вокруг озера, железнодорожная станция для высокоскоростных поездов как способ стимулировать рост городов, жилой комплекс для подрастающего среднего класса, промышленный кластер, культурный центр, городская деревня, населенная мигрантами, музей, спроектированный звёздами архитектуры ». На первый взгляд, китайские новые города можно описать как длинный список разнородной и прерывистой городской ткани. Их можно рассматривать как фрагментированные, как пространства и моменты без четко определенной взаимосвязи; ансамбль, который нельзя обозначить единственным описанием или интерпретирующей гипотезой.

Тем не менее, внутренняя идея фрагментации нетипична для китайских новых городов. Фрагменты не делают эти новые китайские поселения особенными, исключительными или уникальными. Напротив, парадоксальным образом фрагментация помогает нам понять китайские города в «городе» и в дискурсе о городе. Еще в начале двадцатого века ученые из Чикагской школы описывали город как мозаику: каждый фрагмент считался тессерой**, которая, будучи помещена вместе с другими, порождала урбанистику столь же необычную, сколь и разнообразную. Однако только недавно удалось преодолеть ностальгию и опасные иллюзии двадцатого века по превращению в уникум того, что не было уникальным.

На основе подобных наблюдений архитектор и критик Освальд Матиас Унгерс более двадцати лет назад указал на то, что современные города нельзя рассматривать как уникальные и унитарные объекты. Как никогда прежде, города не являются и не будут являться единым местом, они – это множество мест. Такое видение радикально контрастирует с требованиями части дискурса об архитектуре и городском планировании, которые, вдохновленные идеей города как арт-объекта или идеей предполагаемой аутентичности прошлого, утраченной при переходе к промышленному городу, часто рассматривают города с точки зрения меры, непрерывности и системы. «Гетеротопия» Мишеля Фуко напоминает нам о прерывистости городского пространства, его множественности и многообразии, в которых физическая близость не является синонимом морфологической, экономической и социальной.

В конце концов, новые китайские города доказывают, что для того, чтобы наблюдать за современным городом, мы должны встретиться с огромным, расширяющимся пространством, а также тем фактом, что мы не можем определить его все более размытые границы. Мы говорим здесь не об изменении масштаба, а о размере частей, составляющих городскую ткань, которая экспоненциально расширяется, пока не превращает монады в микрокосмы.

Планирование и строительство городов в больших кварталах впервые началось в Соединенных Штатах и ​​достигло своего пика в строительстве азиатских городов. После этого люди переключили свое внимание на то, что Джордж Бэрд определил как форму внутреннего урбанизма, в которой улицы можно рассматривать как пустыри или просто пути, используемые для различных видов транспорта. Ярким примером являются недавние жилые застройки в новых китайских городах: несмотря на то, что они часто закрыты снаружи, внутри они содержат не только множество мест и функций для удовлетворения потребностей городских сообществ, но и все основные общественные здания. Отличный пример – новый музей в Чанцзяне, спроектированный студией Vector Architects. Внешне он представляет собой внушительную, замкнутую и компактную массу, а внутри его пространство разнообразное, как в небольшом городе.

Наконец, хотя авторы вроде архитектурного критика Колина Роу нашли время, чтобы попытаться изыскать способ сопоставить фрагменты и преобразовать их в единый образ, их попытки оказались безуспешными. Принятие фрагмента не означает смирение с своего рода «концом города», оно означает изучение картины, в которой основные аспекты и грани урбанизма осваиваются в каждой отдельной части, означает изучение отношений, динамически устанавливаемых между местами.

Потому что, если копнуть глубже, какой бы разной ни была городская ткань, она рождает другие смыслы, если рассматривать фрагменты как части непрерывно развивающейся системы.

Урбанистическая инфраструктура

Железнодорожный виадук на строительной площадке в Zhaoqing New Town, 2017, Zhaoqing, провинция Guangdong. Фото: Samuele Pellecchia

Путешественник в Китае, вероятно, будет использовать глаза и камеру, чтобы поглощать и фиксировать большие объекты инфраструктуры, такие как виадуки, аэропорты, железнодорожные станции и железнодорожные пути – транспортные сети, которые проходят через обширные земли Китая, где происходят наиболее важные процессы трансформации. Эти громоздкие объекты – не просто знаки, видимые физические следы, лежащие на постоянно трансформирующейся территории, они представляют собой материализацию виртуальной сети обменов, потоков и взаимодействий, которые сопровождают, направляют и делают возможными мультискалярные процессы урбанизации и территориальной перестройки.

Возьмем, к примеру, новую высокоскоростную железную дорогу. За последние десять лет было проложено 29000 километров железнодорожных путей, что, несомненно, способствовало достижению политической цели, указанной в Пятилетних планах на 2006 и 2011 годы – связать внутренние районы Китая, которые еще несколько лет назад были частично исключены из стремительных процессов урбанизации. Этот огромный инфраструктурный план затрагивает как национальный масштаб, так и отдельные населенные пункты. На местном уровне плюсы и минусы таких крупномасштабных инфраструктурных инициатив поляризовали расширение городов и установили более или менее строгие границы между участками, предназначенными для городского развития, и землями, которые должны были оставаться сельскохозяйственными.

Городская инфраструктура – это не просто транспортная инфраструктура, не просто очень яркая, мощная, как некоторые сказали бы – «обезображивающая» инфраструктура, воплощённая в мосты, путепроводы и железные дороги. Термин «инфраструктура» также включает скрытые подуровни: город, который Бруно Латур и Эмили Хермант окрестили «невидимой деревней» – подземная сеть труб, кабелей, каналов и т. д., которые иногда прорываются через поверхность, входят в дома и сокращают расстояния между общественным и частным. Они становятся тем, что Мэтью Ганди назвал «взаимосвязанными системами», поддерживающими человеческую жизнь. Хотя это «обширное подземное царство городских услуг», определенное таким образом Эшем Амином и Найджелом Трифтом, часто держится в тайне, насколько это возможно, оно наполнено символической ценностью, особенно в новых районах урбанизации, где выставляются на показ и подчёркиваются работы по инженерному обеспечению инфраструктуры – чтобы привлечь инвесторов и поощрить любые формы инноваций, а также современного процветания.

Однако в двадцать первом веке развиваются и другие виды столь же невидимой, но легкой и нематериальной инфраструктуры. Есть еще одна субстрата городского роста не только в Китае, но и во всем мире. Фактически, городская инфраструктура в настоящее время включает в себя все спутниковые системы, сети связи, датчики и микроволновые печи, которые используют знаковые объекты нашего времени – смартфоны. В этом отношении показателен Китай. 90 процентов пользователей в Китае используют смартфоны для выхода в Интернет и навигации в WeChat, известном китайском приложении, которое в прошлом году зарегистрировало 1,2 миллиарда учетных записей, что делает его фундаментальной цифровой инфраструктурой не только для удаленного подключения к списку контактов, но и для того, чтобы выполнять ключевые финансовые операции, получать доступ к содержимому дополненной реальности и осуществлять многие другие функции, облегчающие повседневную жизнь в наших городах, от оплаты такси до заказа сеанса в кинотеатре или столика в ресторане.

Вся инфраструктура, которая вдыхает жизнь в новые города Китая, или во все другие урбанизированные районы мира – это не только технологические, материальные и цифровые объекты и устройства. Это также, и прежде всего, политические, экономические и социальные структуры. Возьмем, к примеру, законодательную и финансовую инфраструктуру, которая позволяет создавать и продвигать многие новые городские районы в Китае как «особые зоны», знаменитые особые экономические зоны, которые способствовали развитию рыночной экономики 1980-х годов, или новые зоны особого развития, которые являются частью амбициозной инициативы двадцать первого века «Один пояс, один путь».

Очевидно, что эти особые зоны не были изобретены в Китае, и их география выходит далеко за пределы Китая. Данные, предоставленные Организацией Объединенных Наций по промышленному развитию (UNIDO), показывают, что быстрый рост «особых зон» начался в 1970-х годах. Именно эти области, характеризующиеся сильными инвестиционными стимулами, доступностью недорогой рабочей силы, очень слабой защитой прав рабочих и охраной окружающей среды, стали нормой, рекомендованной международными организациями и учреждениями для содействия развитию Глобального Юга.

Типичный китайский пример – политическая и социальная инфраструктура “хукоу”, знаменитая система регистрации домохозяйств, классифицирующая каждого человека на основе ряда параметров, присвоенных при рождении. В то время как отношения между городом и деревней становятся все более размытыми и нюансированными с физической точки зрения и с точки зрения поселения, “хукоу” по-прежнему обеспечивает четкое различие между тем, что или, что еще важнее – кто является «городским», а кто «сельским».

Система “хукоу” кажется хорошей иллюстрацией утверждения Келлера Истерлинга, определившего инфраструктуру как совокупность «правил, регулирующих пространство повседневной жизни».

Инфраструктуры могут быть очень заметными или скрытыми, материальными или нематериальными, физическими или виртуальными. Однако они в любом случае представляют собой сложный ансамбль инженерии, общества и политики. Инфраструктуры являются основой урбанизма, даже если мы иногда принимаем их как должное и осознаем роль, которую они играют в нашей жизни, только когда они недоступны, не функционируют или не удовлетворяют наши потребности. Как заявляет Фрэн Тонкисс, без них мы не могли бы говорить о городе.

Городское и сельское / сельское и городское

Велопрокат у станции метро Beiyunhe West, 2019, Tongzhou New Town, Beijing, муниципалитет Beijing. Фото: Samuele Pellecchia

Город и деревня. Их, вроде бы, легко идентифицировать и понять, где кончается город и начинается сельская местность. Город – это огни, небоскребы, дороги, движение, массы людей, а сельская местность – это фермеры, тракторы, засеянные поля и медлительно-расслабленная атмосфера.

Тем не менее, взаимоотношения между городом и деревней – одна из самых обсуждаемых тем в урбанистике и, в то же время, одна из наименее подходящих для простых дихотомических интерпретаций. Её часто рассматривают как противопоставление двух миров, городского и сельского, неизбежно находящихся в конфликте – неровные или неравные отношения, потому что город «побеждает» сельскую местность.

Корни этой точки зрения следует искать в западной мысли, которая продолжает подпитывать ностальгический, регрессивный образ предполагаемого потерянного прошлого и предполагаемой «естественной» сельской местности на фоне полностью искусственной городской среды. Как если бы город все еще был окружен стенами, а сельская местность по-прежнему характеризовалась тем, что фермер с мотыгой через плечо ковылял пешком, чтобы ухаживать за своим огородом. Перспектива, которая отрицает очевидные и тревожные доказательства того, что даже мы как люди, являемся естественными существами и что мы одновременно являемся наиболее опасными существами на планете. Намного хуже, чем сорняки, саранча, вирусы и бактерии.

Когда Майк Дэвис исследовал «кварцевый город» в калифорнийской пустыне, он с плохо замаскированной иронией писал, что мы инфицируем её существами, бегущими бог знает куда в нелепых спортивных костюмах, за которыми наблюдают сбитые с толку пумы.

В Китае город и сельская местность, городские и сельские районы, несомненно, имеют очень мало общего с формами и характеристиками поселений. Город и сельская местность, городские и сельские районы – это в первую очередь категории, установленные государством, которое решает, что, с точки зрения законодательства, является городским, а что сельским: там это два режима владения землёй (городская земля является государственной собственностью; сельская земля является коллективной собственностью) и две категории граждан (согласно так называемому “хукоу“, который с 1958 года разделил китайцев на городских и сельских жителей). Однако эта регулятивная «лотерея» не помогает нам понять то, что мы видим, не помогает нам понять, действительно ли существует различие между городом и деревней, между городской и сельской местностью.

Маленькие виллы и небольшие площади в новых городах, построенных вдоль Желтой реки в провинции Хэнань плохо подходят для тракторов или амбаров для сушки кукурузы. «Городские деревни» – это просторы сельской местности, буквально окруженные небоскребами, центральными деловыми районами, автомагистралями и станциями высокоскоростных поездов. мы можем сразу понять, что разделения между городской и сельской местностью нет, наблюдая за городом Чжэнчжоу и его линейной урбанизацией по направлению к Кайфэну, разрастающейся урбанизацией Пекина или дельты Жемчужной реки.

Эш Амин и Найджел Трифт писали, что город есть везде и во всем.

Эти города / “негорода” и эти сельские / несельские районы, будь то в Китае или в другом месте, кажутся все более хамелеоноподобными. По словам Анании Роя, урбанистические “хамелеоны” прячутся, маскируются, приближаются и удаляются, появляясь там, где их меньше всего ожидаешь встретить.

Возможно, четкое разделение между городом и деревней, городской и сельской местностью существует только в нашем сознании. Но это различие разрушается, как только мы пытаемся взглянуть на реальность. Любую реальность. Например, «разрастание городов» на высоких равнинах у подножия холмов Ломбардии или линейную урбанизацию вдоль Виа Эмилия… Потому что даже в Италии, стране «ста городов» и «маленьких мегаполисов», граница между городом и деревней, городской и сельской местностью становится все более размытой.

Пригород находится между городом и деревней: это кажущаяся бесконечной экспансия небольших вилл и складов, пересекающихся автомагистралей, соединяющих торговые центры, производственной деятельности и жилых комплексов. Разрастание, образ города, который простирается над сельской местностью, который покрывает её, извиваясь, как спрут, и распространяется, как лесной пожар.

Удивлены ли мы? Стремимся ли мы к четкому и определённому разделению между городом и деревней, между сельской и городской местностью? И что такое пригород, если не смесь всего понемногу, неудобоваримая комбинация, часто рассматриваемая как доказательство того, что попытки регулировать пространство обречены на провал? Уверены ли мы, что нам нужно разграничивать, устанавливать рубежи и пределы, или это порок, дефект нашего ума, привыкшего упрощать мир, чтобы не потерять себя в его сложности?

Установление границ означает каталогизацию и различение. Оно включает в себя применение дисциплинарной силы (по Майклу Фуко), в которой запрограммированное разделение и разграничение позволяет нам назначать четкую, точную и заранее установленную роль каждому маленькому участку пространства и каждому человеку в этом пространстве. По словам Жоржа Кангильема, всякий, кто пытается избежать этих ролей, и всё, что не может содержаться в этом предопределенном разграничении, является проявлением патологии.

Тем не менее, городская жизнь уже спрятана во взаимоотношениях между городом и деревней, и жизнь побеждает любую диаграмму силы, любую попытку разграничения, любую очевидную патологию или нормальность.

Еще в 1921 году Макс Вебер сказал нам, что для того, чтобы понять что-либо о городе, нам нужно смотреть за пределы города. Вебер изучал средневековый европейский урбанизм, чтобы определить характеристики города в его эпоху. Одна из многих красивых и важных мыслей, которые он записал в 1921 году, заключалась в том, что для понимания города мы должны смотреть за пределы города, в сторону сельской местности, потому что город и сельская местность неразрывно связаны.

И эта неразрывность, возможно, заставляет нас отступать и думать, что, может быть, нет необходимости накапливать разграничения, а вместо этого стоит изучать отношения, понимать, где люди спят и работают, и откуда берутся повседневные предметы.

Литиевые батареи, которыми питаются наши компьютеры, планшеты и смартфоны, еда, которую мы едим, одежда, которую мы носим: какова их история и география? Безусловно, это не география различий, а география пересечений и наложений, обменов и потоков. Следите за вещами: следуя за вещами, мы понимаем, что если в средние века внутренняя территория города была непосредственно окружена сельской местностью, позже территория урбанистики постепенно росла и теперь потенциально включает в себя весь мир.

Город и внутренние районы страны – единое целое, не две противостоящие сущности, а часть «городской ситуации», которая постепенно разрослась и включает в себя, по словам Нила Бреннера, всю планету.

*тессера – кубический элемент древнеримской мозаики.