Время ландшафта

Текст:
Наталия Шустрова

На протяжении столетий ландшафтная архитектура, подобно опере, была искусством для избранных. Сегодня все изменилось, и качество средового дизайна во многом определяет общий уровень архитектурной культуры города. Более того, зарубежная практика показывает, что именно это направление архитектурного творчества помогает смягчить давление, которое любой мегаполис оказывает на своих жителей. Между тем Петербург, задуманный и построенный как блестящая столица, город смелых замыслов, широких проспектов и восхитительных бульваров — постепенно утратил всякую связь с оптимистическим порывом своих основателей и погрузился в завораживающую, но мрачноватую атмосферу романов Достоевского. "Железный" девятнадцатый век привнес в застройку жесткий прагматизм, оставив нам в наследство "колодцы", брандмауэры и проходные дворы, а двадцатый низвелландшафтную тему до уровня элементарного озеленения. Его безнадежная невыразительность — залог окончательного уничтожения небольших садов и скверов, которые, за редким исключением, выпали из городского контекста и дороги только жителям соседних домов. С другой стороны, "настоящие" питерские архитекторы, как правило, страшно далеки от ландшафта — он приносит гораздо больше хлопот, чем лавров. Словом, налицо эффект "испорченного поля", когда некомпетентное вмешательство надолго отбивает у всех заинтересованных сторон охоту вмешиваться в процесс. На этом фоне деятельность Ларисы Домрачевой-Канунниковой вызывает закономерный интерес: она внедряет ландшафтное мышление в безландшафтный Питер, рискуя подставиться под перекрестный огонь "историков" и модернистов…

Н.Ш. — Лариса, миграция архитектора из "объемки" в ландшафт — явление довольно редкое. Это следствие выдавливания женщин из большой архитектуры?
Л.Д. — Нет, это следствие любви к ландшафту. Что касается давления или, точнее говоря, скепсиса, с ним поначалу сталкиваются женщины в любых творческих профессиях. Исключение составляют разве что топ-модели. Впрочем, я вовсе не стремлюсь к тому, чтобы мои объекты оценивали, исходя из половой принадлежности или личных качеств. В случае удачи ландшафт должен говорить сам за себя.

Н.Ш. — А у Вас не возникает опасений, что такая "европейская экспансия" усреднит петербургскую городскую среду?
Л.Д. — Это совершенно исключено. Во-первых, смысл моей работы и заключается в том, чтобы подчеркнуть уникальный характер города, отчасти уже смазанный усредненным дизайном и лишенный концепции подхода к организации ландшафта. А во-вторых, речь идет о современном языке — он, так же как и другие знаковые системы, сам по себе не продуцирует безликость. Латиница используется и в Германии, и во Франции, однако литература каждой из этих стран наделена неоспоримым своеобразием. И наконец, мы имеем дело со сложившимся архитектурным контекстом, который, в конечном счете, и диктует решение.
Н.Ш. — Для сторонника контекстуального подхода Вы, пожалуй, слишком часто используете современные приемы и элементы…
Л.Д. — Представление о контекстуализме как о системе жестких стилистических и формотворческих ограничений, на мой взгляд, слишком поверхностно. Контекст, с моей точки зрения, это прежде всего пространственные отношения и пропорции, то есть качественные характеристики среды. В этом смысле я стремлюсь к максимальной органике. Собственно говоря, целостность архитектурного Петербурга — это единство в разнообразии: между пластикой Елисеевского и творениями Росси существует не стилистическая, а пространственная связь. Когда архитектору нужно осмыслить новую функцию, использование новых форм допустимо и естественно — разумеется, если сохраняется общее равновесие объемов. Например, работая над Захарьевской, мы сохранили органичную для питерских бульваров композицию: высокие растения и светильники размещены в центральной части улицы. Вместе с тем я отказалась от подражательных форм, потому что решала современную задачу — зонирование с учетом мест парковки. И было бы, на мой взгляд, некорректно декорировать под позапрошлый век отбойники, ограничивающие автомобильное движение. В центре города мы не можем строить ландшафт на количестве зеленых насаждений, но можем найти качественную замену — общую эстетическую выразительность.

Н.Ш. — Освещение — Ваш любимый ключик к решению проблемы?
Л.Д. — Освещение вообще неотъемлемая составляющая архитектурного языка XXI века — по крайней мере, в средовом дизайне. Я тут вовсе не претендую на лавры первооткрывателя. Используя ярусный пульсирующий свет, я, скорее, выступила в роли первопроходца. И опять-таки в данном случае фонари выгляде ли бы, по меньшей мере, странно. Мне кажется, ландшафт должен говорить не только о месте, но и о времени — так честнее, и именно так действовали архитекторы, чьи произведения составляют славу Петербурга. К тому же прошлое учит, что многие новинки спустя короткое время воспринимаются как нечто абсолютно естественное. Возьмите хотя бы витрины на Невском — под них расширялись проемы на старинных фасадах, что в свое время вызывало отторжение.
Н.Ш. — Это уже ситуативизм…

Л.Д. — Наш город часто застраивался ситуативно: достаточно вспомнить Петроградскую сторону. Сегодня не учитывать этот аспект просто-напросто безграмотно. Слепое копирование композиционных и декораторских приемов прошлого неразумно в условиях, когда произошли заметные перемены в функциональной нагрузке улиц и смена социального статуса целых районов.
Н.Ш. — Вы полагаете, что ландшафтная архитектура может справиться с проблемами такого порядка?
Л.Д. — В определенной степени. Такое утверждение на первый взгляд может показаться смелым, однако оно подтверждено опытом. Практика показала, что комплексное благоустройство дворов в исторической части города открывает резерв для его развития: дворы включаются в общегородскую структуру и становятся, с одной стороны, местом рекреации, а с другой — привлекательной для инвесторов и арендаторов территорией. Даже коммуналки здесь расселять гораздо проще. А новостройкам ландшафтная архитектура помогает изжить "спальный" комплекс и дает импульс к полноценному существованию.
Н.Ш. — Есть мнение, что наше население еще не доросло до культурного ландшафта — способность горожан и всяческих организаций заботиться о его сохранности вызывает сомнение.
Л.Д. — И зря. Все, что мы сделали, находится в хорошем состоянии. Думаю, дело в том, что ландшафтное искусство дает возможность гордиться не только Медным всадником или Невским проспектом, но и сквером, двором, улицей — тем, что близко, тем, что рождалось у тебя на глазах. Оно проникнуто не только уважением к городу, но и уважением к человеку. У Петербурга сегодня есть шанс ликвидировать качественный разрыв между архитектурой и ландшафтом. Чтобы преодолеть стереотип "великого города с областной судьбой", этот шанс необходимо использовать.