Архитектура не там

Тема весьма мучительная как для зарубежной, так и для отечественной архитектуры. И ту, и другую давным-давно лишили возможности диктовать правила игры и сосредоточили на латании дыр, постоянно возникающих в расползающемся мире. Их много, а Заха Хадид одна, поэтому она вынуждена носиться по европам, из-за чего биеннале грозит превратиться в бенефис единственной звезды женского пола. Ею одновременно станут гордиться Италия, Франция и Россия.

Кроме ретроспективной выставки в итальянском павильоне, охватывающей творчество Захи за минувшие 30 лет, она представит во французском свой страсбургский проект (Hoenheim Nord Tram Terminus), а в российском – виллу для Барвихи. Также повезет Палладио: его юбилей ознаменуется специальной инсталляцией, созданной совместно с Патриком Шумахером. И, наконец, мебель, спроектированная Хадид, гармонично сольется с архитектурой в интерьерной композиции под названием Lotus, смонтированной не где-нибудь, а в Corderie dell’Arsenale. Словом, заинтересованная публика неизбежно увидит хадидовские работы – не там, так здесь.
Тут можно усмотреть субъективизм Бетски, а можно – объективное следствие формальной свободы, присущей проектам Захи Хадид. Увы, призрачной, поскольку для архитектуры остается все меньше места – повсюду и в России тоже. И кураторы российской выставки, впервые включившие в нее произведения иностранных «легионеров», вольно или невольно высказались на сей счет.
Зодчим не хватает земли, их строения зарываются вглубь или вынужденно растут в высоту. Столицы трещат по швам, и только на крайнем севере, где в поразительной сохранности пребывают ископаемые животные, архитектор может развернуться. Правда, стараясь не касаться вечной мерзлоты и защищая превратившиеся в световые колодцы окна от снежной массы.

Как сделал Томас Лизер – успешный американский архитектор, победивший в соревновании на право проектировать «Музей мамонта». Некогда насущная, а теперь уже архаичная борьба с давлением природы и отсутствие наработанного коллегами контекста разрешили Лизеру заняться собственно архитектурой. Но его объект одинок: все остальные, отобранные Григорием Ревзиным и Павлом Хорошиловым, явно страдают от тесноты.

 Многострадальный проект «новой Мариинки» изначально напоминал пятилетнего крепыша, которого умудрились запихнуть в младенческую люльку. Для конкурса было выделено катастрофически маленькое пятно, и Доменик Перро попытался разрулить ситуацию с помощью огромного купола. Он и стал камнем преткновения, так что демонстрируемый в Венеции театр на практике рискует превратиться громоздкое сооружение, лишенное основной мысли, спорной, но единственно интересной.

Более опытный в российских делах Норман Фостер опустил значительную часть музейного городка, которому предстоит вырасти вокруг ГМИ имени Пушкина, в подземелье. Библиотечные фонды, концертный зал, галереи, а также всяческая инфраструктура будут существовать вблизи от Кремля, но вдали от дневного света. Зато видимая часть сооружений не режет глаз и вполне вписывается в среднеевропейские представления о культурном оазисе. Социальный эффект налицо: комплекс наконец-то уравновесит широко раскинувшуюся в двух шагах от шедевров мировой живописи галерею художника Шилова. Не будь ее, возможно, британцу не пришлось бы так изощряться, но знаменитый московский портретист пришел первым и уходить не собирается.

Впрочем, и за пределами Садового кольца расслабляться не приходится. Чтобы увидеть лес без утомительных подробностей, в привычном для завсегдатая самолетов ракурсе, нужно подняться на лифте, и вездесущая Заха снабдила подъемником Capital Hill Residence – эффектный загородный дом, который возведут на прекрасном участке. Внешне он напоминает большой авиалайнер, а по структуре – маленький небоскреб. Сверх здания предлагается урбанистический образ жизни и вид на дорогостоящий кусок природы.

С точки зрения намечаемых биеннале трендов и тенденций российский павильон вряд ли стоит рассматривать. Он скорее покажет, что у нас все как у людей. За одним исключением: первый этаж займет Николай Полисский. Его лэнд-арт, помимо художественного, представляет и психологический интерес. Руководимые выпускником мухинской академии полубезработные крестьяне сперва участвовали в созидании инсталляций вследствие полного безденежья. Но позже ощутили приятный вкус искусства для искусства. Не все безнадежно, и на невостребованных экономикой полях архитектура может вспомнить свою важнейшую миссию. Которая, как справедливо подметил венецианский куратор, существует и сегодня, но все чаще проявляется «не там».